Репродуктор - Страница 11

Вагель опоздал на пятнадцать минут. Шурик был без зонта, но прикрывался армейским дождевиком.

— На, — сказал, протягивая Герману затянутый веревкой зеленый матерчатый мешок. — Тут форма, быстро влазь в нее и пошли. Машина с той стороны поста.

Он огляделся в поисках пригодного для переодевания места и тут же распорядился дуть в подъезд. Однако все близлежащие подъезды оказались на кодовых замках, а времени искать что-то еще не было. В итоге Герман пристроился под каким-то навесом на детской площадке. Он сбросил ботинки и залез на один из раскрашенных под мухоморы пней. Это превратило переодевание в диковинный малоприятный танец. Германа серьезно прохватило ледяным ветром, армейские брюки и гимнастерка оказались холодными, видимо, мешок долго лежал на земле.

— Что, и ботинки менять? — спросил он Вагеля, с тоской ощупывая тонкие подошвы принесенных летних туфель.

Шурик в ответ только усмехнулся.

Герман скомкал свою одежду и запихнул ее все в тот же мешок.

— Сойдет, — одобрил Вагель, включив карманный фонарик и быстро оглядев новоиспеченного капитана. — На умеренное чмо потянешь.

Он вытащил из кармана бутылочку и сунул ее замерзшему приятелю:

— Давай — глотни для согрева и маскировки.

Герман понюхал горлышко — это был суррогатный коньячный напиток.

— Ну, и говно же вы пьете, — сказал он Шурику и сделал большой глоток.

Второго дождевика у Вагеля не было, и Герману пришлось идти как есть. Он прикрывался маленьким складным зонтом, но это совершенно не спасало: дождь усилился. Ноги промокли уже на третьей минуте похода, и Вагель высказался, мол, это даже полезно, Герман будет выглядеть еще большей свиньей, чем задумывалось.

Шли по едва освещенным улицам минут пятнадцать. За это время Герман успел порядком промокнуть да еще и черпануть левой туфлей воды, случайно влетев в глубокую лужу. Вагель беспрестанно матерился на погоду. Когда до пункта осталось два перекрестка, они соорудили пластическую композицию: обнимая Шурика за плечи, Герман повисал на нем, а тот аккуратно поддерживал «загулявшего» товарища. Этим малым театром они проплыли вдоль бесконечной стены казарм, вышли на дорогу и двинулись к освещенному пятну перед самым КПП.

Всю сцену проноса пьяного дружка через пост Вагель взял на себя. Насколько Герман мог понять, Шурик имитировал подготовку к какой-то проверке. Сначала он поручил держать лжекапитана одному из солдат, потом бегал звонить кому-то прямо на пост. Громко орал в телефонную трубку: «Запишите в мою смену!» — и вообще устроил такой переполох, что заниматься Германом постовым было некогда, они почти полным составом носились за Вагелем и вслушивались в его указания. Через полчаса солдаты аккуратно перетащили капитанское тело за периметр и уложили его на заднее сидение машины. Еще минут через десять нарисовался Вагель.

Автомобиль был странный, Герман долго пытался опознать салон, но сделать этого так и не смог. Ему даже показалось, что машина не отечественная, а японская. Только не мог понять, зачем ее перекрасили в серый и хаки: камуфляжные пятна заметил, когда его тащили.

— А чего мы сразу не проехали как белые люди? — поинтересовался Герман у снимающего фуражку Вагеля.

— Потому что, Гера, тогда бы мы перлись к автотранспортным воротам, это еще полкилометра, и проходили бы процедуру досмотра, записи номеров в карточку и все тому похожее. А еще там стоят камеры, и мне не очень бы хотелось фотографироваться с твоей мордой.

— А здесь, можно подумать, не стоят.

— Здесь — нет. Это калитка для своих. Сюда вообще никто, кроме нашей заставы, не суется…

Дорога оказалась кошмарной, освещавшие ее фонари были отставлены друг от друга на немилосердные расстояния. Ехать приходилось очень медленно, и все равно то и дело машина подпрыгивала на камнях или начинала крениться на левый бок. Справа бесконечной темной пустыней тянулись Великие трансформаторные поля — мертвый пейзаж, обнажавшийся только когда лучи пограничных прожекторов начинали вычерчивать по сопредельной территории сложные узоры.

— Тут до самой нашей точки такое дело, — сказал Вагель, кивая в сторону полей, — горелый шлак и ни хера больше.

Глядя в окно, Герман вдруг вспомнил, как сюда отправлялась Ленка.

В последний вечер, когда все собрались, она уже не ревела, а просто тихо качалась на стуле. Ее отец, дядя Коля, снова капал в стакан валокордин. Мать, тетя Таня, плакала, а на полу возле нее сидели Герман с братом Борькой и не знали, что делать. Герман прокручивал в голове разные варианты побега, один фантастичнее другого. Борька тоже о чем-то думал, кусая губы.

Ленка была их двоюродной. В детстве они вместе строили дома из диванных подушек и регулярно получали за это. Потом дядя Коля устроил дочь в Горный институт, очень этим гордился и хвастал ее оценками на всех семейных посиделках. И вот Ленку как горного геолога мобилизовали в секретную армейскую экспедицию за периметр. Само собой, добровольцем.

Тетя Таня уже без сил шлепала себя рукой по виску.

— Надо прятать ее в гараже, — причитала она, — Коля, ты слышишь меня?

Дядя Коля рассеяно кивал и протягивал Ленке стакан. Та отпихивала его руку.

Через два дня Ленкина экспедиция стала четырнадцатой, что ли, неудавшейся попыткой пройти сквозь поля…

Наблюдательный пункт, к которому ехали Вагель с Германом, оказался оборудован прямо в скале. В камне были грубо вырублены разные по размеру ступени, ведущие вниз, в маленькую душную комнату-пещеру. Свет давала стоявшая на сбитом из необтесанных досок столе керосиновая лампа. Благодаря ей становилось понятно, что в дальней стене прорублено маленькое — разве что голову высунуть — оконце, а из мебели кроме стола в наличии только два табурета.